Монастырь Стефана Сурожского служил убежищем для Робина Гуда, колонией для беспризорных, домом отдыха для военных и хранилищем для ядерного оружия.
Тридцать лет спустя
Вдребезги разбитая дорога петляет от курортной трассы в лес. Запутывает следы. И не зря — этот асфальт помнит, как в восьмидесятые годы прошлого века по нему возили ядерные боеголовки. Навстречу время от времени переваливаются по ухабам армейские «Камазы». Наконец, путь преграждает шлагбаум с висящим на нём потёртым «кирпичом». Паркуемся и мимо обтянутой «колючкой» воинской части направляемся в горы.
У начала тропинки стоят два кривых, вырезанных из дерева посоха — как будто специально для нас. Теперь мы — настоящие паломники. Это вам не заморская шведская, а русская монашеская ходьба.
Табличка предупреждает: «Любая фото-, видеосъёмка объектов воинских частей запрещена! При обнаружении нарушители будут задержаны для установления личности, досмотра средств фото- и видеосъёмки, вызваны сотрудники военной и гражданской полиции. Чтобы не испортить себе отдых, соблюдайте вышеуказанные требования!» Наш фотокорреспондент меланхолично проверяет затвор аппарата: «Мы ведь не на отдыхе, а на работе».
Стараясь укрыться подальше от людских глаз, монахи издревле строили свои обители в глухих местах. Свято-Георгиевский монастырь на мысе Фиолент прилепился на краю земли, у самой пропасти. Косьмо-Дамиановский — затерялся в заповедных горах. Скит в Терновке — спрятался в лесах. В Инкермане и Бахчисарае монахи спасаются в вырубленных в скалах кельях. Но, пожалуй, самая «секретная» крымская обитель — это как раз монастырь святого Стефана Сурожского.
Когда-то здесь, в Кизилташе, он же Краснокаменка, находился сверхсекретный военный объект — база тактического ядерного оружия. Святые пещеры для арсенала были уж слишком узки — спасающемуся подвижнику нужно немного места, — поэтому под скитом Стефана Сурожского пробили более просторные штольни, в которых спецы, никогда не покидавшие свой городок «Феодосия-13», собирали привезённые с военных заводов боеголовки, тут же начиняя их смертоносным атомным зельем.
Шоссе, соединяющее Судак с Коктебелем и Насыпным, в некоторых местах пустили по искусственной выемке в грунте, чтобы водители и пассажиры проезжавших автомобилей не могли видеть происходящего в «зоне», а вдоль дороги поставили знаки «Остановка запрещена». После распада Советского Союза ядерное оружие из Крыма вывезли, однако контрольно-пропускные пункты и колючая проволока окружают обитель святого Стефана Сурожского и сейчас, тридцать лет спустя.
Лес превратился в сад
Температура воздуха — градусов тридцать, и, кажется, можно ослепнуть от синевы крымского неба и оглохнуть от треска цикад. Липкий пот струится по лицу и спине. Минут через тридцать добираемся до ворот монастыря. Нас встречает отец Тарасий. Несмотря на немилосердную жару, работа в обители кипит. Монахи вместе с казаками устанавливают большой деревянный поклонный крест.
Монастырь недаром носит имя Стефана Сурожского. Именно он первым из христианских подвижников появился в этих местах — было это в далёком VIII веке. В Кизилташе и находилась летняя резиденция Стефана. До сих пор монахи показывают паломникам уединённую пещеру, где, по преданию, молился великий православный святой.
После смерти Стефана Сурожского эти места то возрождались, то пустели. Новая история кизилташской обители началась в XIX веке. В 1825 году татарин-пастух увидел в пещере с целебным источником, где когда-то любил молиться святой Стефан, плавающую в воде икону Божией Матери. Пастух взял икону и передал её греческому купцу Пластару, а тот — феодосийскому протоиерею Иосифу. Эта древняя икона в серебряной ризе была перенесена в церковь святого Стефана, и с той поры христиане снова стали усердно посещать пещеру и служить в ней молебны.
А ещё совсем рядом с пещерой святого Стефана находится другая, в которой, согласно легенде, скрывался знаменитый разбойник Алим по прозвищу Безухий, — этакий крымский Робин Гуд.
Самым известным игуменом Кизилташской обители в XIX веке был отец Парфений, причисленный после мученической смерти от рук бандитов к лику святых. Парфений прославился ещё до того, как стал наместником монастыря. В годы Крымской войны он был награждён военным крестом за то, что под пулями причащал живых и отпевал мёртвых русских солдат. Став настоятелем в Кизилташе, Парфений за несколько лет преобразил старинный монастырь.
«Он первый с зари до зари работал, — писал об игумене известный путешественник Евгений Марков в своих «Очерках Крыма». — В кизилташской киновии до отца Парфения была только пещера с целебным источником да две-три плетёные мазанки. Парфений добыл всё остальное. Он просекал дороги, ломал камень, пилил доски, жёг извёстку и кирпичи, прививал черенки к лесным грушам, разбивал виноградники, копал колодцы. Из пещерки в скале сделался целый скит с двумя гостиницами, церковью с келиями и разнообразными службами. Лес кругом обратился в сад, в огород, в виноградники, в хлебное поле, застучала мельница на высоте гор, завёлся табун лошадей и рогатый скот, богомольцы хлынули в кизилташскую киновию».
Надо показывать, а не учить
Трагической была судьба монастыря после 1917 года. Большевикам Бог был ни к чему. Они снесли кресты с церкви святого Стефана и храма Успения Богородицы и устроили в них детскую трудовую колонию. Затем беспризорников сменили крестьяне — в бывшем монастыре учредили сельскохозяйственную артель, а после крестьян пришли военные. Нет, ещё не для того, чтобы устроить в Кизилташе ядерный объект. В 1930 году монастырь превратился в дом отдыха Московского военного округа. Ну и, наконец, в пятидесятых годах в Краснокаменке открыли базу хранения ядерного оружия.
Монахи говорят, что и в те безбожные годы святой Стефан не оставлял своей обители. Рассказывают, например, что один из моряков, служивших на секретном объекте, ближе к дембелю решил сделать подкоп под полуразрушенный памятник игумену Парфению, надеясь отыскать под ним клад. Стоило ему копнуть землю, как из лесу вышел благообразный сухонький старичок и сказал: «Прекратите копать и немедленно убирайтесь!»
Моряк кинулся прочь, а через несколько недель, гуляя по Судаку, вошёл в Покровский храм, где висела большая икона Стефана Сурожского. В лике святого незадачливый искатель кладов узнал того самого старичка, который прогнал его от памятника.
Прошло ещё несколько лет. Монастырь святого Стефана начал возрождаться. Первым настоятелем восставшей из руин обители стал отец Никон, некогда — офицер, служивший в соседней воинской части. Он погиб несколько лет назад из-за несчастного случая и похоронен на старинном монастырском кладбище. Сегодня в обители два храма. Первый — в честь всех Печерских святых. Одна из его святынь — икона новомученика Евгения Родионова, погибшего от рук бандитов в Чечне в 1996 году, переданная в обитель матерью солдата.
Второй храм — в честь Серафима Саровского. Обычно этого святого изображают с медведем, а здесь над входом в церковь рядом с ликом Серафима изображена белка. Спрашиваем у отца Тарасия, почему, и он рассказывает удивительную историю. Несколько лет назад в окрестных лесах заблудилась девочка, её безуспешно искали несколько дней и уже потеряли было всякую надежду, однако ребёнок нашёлся, сам вышел к монастырю. Девочка рассказала, что молилась святому Серафиму и тот послал ей белку, которая и вывела её к обители.
Читайте также:
• Судьбу Собора Святой Софии решил падающий рейтинг президента
Мы разговариваем с отцом Тарасием в живописной беседке, попивая парное монастырское козье молоко. Внизу расстилается удивительный горный пейзаж. «Говорят, что наши места очень похожи на греческий Афон», — рассказывает священник. Первым, ещё в середине XIX века, на это сходство обратил внимание архиепископ Таврический Иннокентий, как раз и мечтавший создать на полуострове русский Афон.
28 июля вся Россия отмечает День Крещения Руси, а 1 августа — День памяти преподобного Серафима Саровского. «Всегда радуйтесь! От внутренней натуги ничего доброго не сделаешь, а от радости — что угодно можно совершить», — говорил великий святой. И ещё: «Нынче учить никого не надо. Все учёные. Надо показывать».
